Алексей Лысенков: "Наряжаем елку в начале декабря"

— Алексей Николаевич, говорят, все наши успехи и проблемы из детства. А вот Вы, например, с какого возраста можете впомнить свою жизнь?

— Мой папа увлекался кино-съемкой. Сохранились кадры, как я в 3 года катаюсь на велосипеде. Поэтому есть ощущение, что я и это помню. На самом же деле лет с шести. Мы тогда уехали в Румынию, где отец работал, и год там жили. Там я и в школу пошел.

— Что за школа была?

— Обычная посольская школа. В Румынии было много советских специалистов. Мой папа работал в Галаце, создавал автоматизированную систему управления прокатным станом на металлургическом комбинате. А школа была в Бухаресте. Поэтому когда мне исполнилось семь лет, меня отвезли в Бухарест, где уже училась моя старшая сестра. Мы жили в интернате, и сестра меня пасла (она на 8 лет старше): контролировала, во сколько я ложусь спать, сделал ли уроки и т. п. Я фактически был там как с мамой, поэтому стресса никакого не было. Самое яркое впечатление от той школы - как меня, левшу, переучивали на правую руку. Это было ужасно тяжело. Я с тех пор пишу правой, но всё остальное делаю левой: режу левой, мяч бросаю левой...

— Вы закончили там 1-й класс и вернулись в Киев. Каково было стать новичком?

— В посольской школе я был хорошистом, а в совершенно обычной киевской школе вдруг оказался чуть ли не двоечником! Учитывая, что моя мама - учитель русско¬го языка и литературы, дома был шок. Потом мы переехали из одного района в другой, я опять сменил школу. И оказалось, что я почти отличник. И таким «хорошистом плюс» я оставался до конца учебы. Предполагаю, что проблемы в той, первой, киевской школе были такие: «Ага, мальчик приехал из-за границы! Вот мы сейчас покажем ему кто он на самом деле!»

— А в детсад Вы ходили?

— Конечно. А когда я был совсем маленький, у меня была ня¬нечка. Мама всю жизнь работала очень много. Я помню, мы ложи¬лись спать - она еще работала. Вставали - уже ушла в школу. Она спала, по-моему, 4 часа в сутки. Всё время проверяла тетрадки, какие-то планы писала. Была еще парторгом школы, классным руководителем...

— Вы вообще ее дома-то видели при таком графике?

— Да, ведь помимо работы она еще успевала готовить, ходить в магазины и заниматься со мной. Нормальная советская мама! Папа в меньшей степени мною занимался. Но мне не особенно давалась математи¬ка. А папа технарь абсолютный. И когда я упирался в это, то папа со мной зани-мался. Правда, он всегда предлагал нестандартные решения задачек, кото¬рые я тем более не понимал. Когда я приходил в школу с этими решениями, учительница сразу говорила: «Ты с папой решал?»

— Вас строго воспитывали?

— Нет. Ни меня, ни сестру. О физических наказаниях даже речи не шло. Даже в угол поставить - и такого не помню. Как-то всё заканчивалось разговорами. Находились слова, которые были настолько хлесткими, настолько едкими, насмешливыми, что уж лучше бы побили, честное слово.

— А было за что?

— Да я особо как-то и не хулиганил, достаточно спокойным был. В солдатиков поиграть - это пожалуйста, на мечах сразиться, щит какой-нибудь сделать. А реальные мальчишеские драки мне никогда не нравились. Хотя я много занимался спортом. Правда, с футболом не срослось: я встал на ворота, мне сломали руку, и на этом футбол закончился. Зато в хоккей играл много и с огромным удовольствием. И даже за сборную школы. А еще за сборную школы по легкой атлетике выступал - прыжки в высоту и бег на короткие дистанции.
Плюс на байдарках к 10-му классу догреб до кандидата в мастера спорта. Дальше тренер сказал: «Алеша, продолжать нет смысла, с твоими физическими данными, с конституцией такой вряд ли ты больших успехов достигнешь. Хочешь - будешь тренером у пятиклашек?» И я согласился. Тем более что нам стали выписывать талоны на спортивные обеды - на 56 копеек, кажется. Мы приезжали в спортивную столовую с талонами, которые за месяц накопились. Отдавали их кассиру. А она давала нам часть денег. То есть это практически зарплата была.

— А когда театр начался?

— Мама в школе очень много занималась театром, ставила всякие литературные произведения. Однажды она с ее старшеклассниками делала «Сказку о попе и работнике его Балде» и взяла меня на роль чертенка. Это была моя первая театральная роль. Мне понравилось. Потом в нашей школе учительница истории начала ставить спектакли, где я участвовал. А закончилось тем, что я сам написал пьесу, сам ее поставил, сам сыграл главную роль и сам получил за это путевку в «Орленок». Пьеса называлась «Поворот». Про фарцовщика. Суть в том, что в жизни человека есть такие секунды, когда становится понятно, что он за человек на самом деле. И вот этот парень, который торгует джинсами, плохой вроде бы - он в финале спасает девочку, а сам попадает под колеса машины. Мы показали на публике, приехало начальство из горкома партии, из горкома комсомола. И меня наградили путевкой в «Орленок». Куда я успешно не поехал. Потому что когда мы пришли получать путевку в горкоме сказали: а в вашей семье доход больше 70 рублей на человека, поэтому вам путевка не полагается. Хотя я был ею награжден. Потом мы выяснили, что просто там была какая-то модная смена и надо было, чтобы туда поехал ребенок второго секретаря горкома. И в «Орленок» я попал уже в зрелом возрасте: езжу туда каждый год на фестиваль «Бумеранг».

— Но после школы Вы пошли учиться не на режиссера?

— Да, я поступил в политехнический институт, потому что папа так хотел. Специальность - автоматизация промышленных установок. Еле-еле прошел по конкурсу. Два года отмучился. Но потом папа увидел, что у меня за 2 года почти ни одного сданного экзамена, за исключением истории КПСС и чего-то еще такого общего. Папа сдался, я уехал в Москву и поступил сразу в театральное училище, с первого прослушивания.

— Как родители отнеслись к такому выбору?

— Папа говорил: «Так и будешь до конца жизни зайчиком плясать на сцене!» Но на 4-м курсе я пригласил папу на дипломный спектакль «Пигмалион» по Бернарду Шоу. Я играл профессора Хиггинса. Вот тогда папа посмотрел и как-то более-менее свыкся. Мама же втайне от папы была сразу довольна. Но - втайне от папы. Сейчас папа уже смирился, что я занимаюсь не совсем мужской, как он считает, работой.

— А как переходный возраст пережили?

— В 6-м классе я в первый раз влюбился. И эта любовь была у меня до конца 10-го класса. Но на выпускном я как-то успокоился. Любовь-то была безответной. И всё остальное я тоже проходил. Первую сигарету попробовал в 16, первое вино - лет в 14. Были и размышления о смысле жизни, и о самоубийстве. Любой ребенок мысли о самоубийстве обязательно проходит. Это абсолютная норма для подростков.

— С друзьями детства общаетесь?

— У меня в школе был лучший друг, и я, когда приезжаю в Киев, даже сейчас у него останавливаюсь. Послед-няя общая встреча была, правда, давно уже. Мы сняли пароход, по Днепру походили, покупались. Очень клёво провели время. В следующем году у нас юбилей -30 лет выпуска. Может быть, опять встретимся. А вот социальные сети - это не моё. Максимум - «Твиттер» и то это больше смотрение, чем писание.

— Как поживают Ваши дети?

— Замечательно. Дочке Насте 24 года, сыну Коле - 11. Хотя они от разных мам, они - брат и сестра. Мы втроем ездим в горы кататься на лыжах. Когда Коля, например, гостит у меня (я его забираю на каникулы), а мне срочно нужно в командировку, я могу позвонить дочке: «Настя, приезжай, КОЛЮ ВОЗЬМИ». И она приезжает, забирает Колю к себе. То есть она настоящая старшая сестра. Они общаются очень хорошо.

— Вы сейчас один из руководителей Детской академии «Останкино». Чем современные ребята отличаются от детворы вашего поколения?

— У нас было всего несколько информационных потоков - родители, школа, книги и 3 программы на ТВ. Количество информационных потоков у наших детей безгранично: огромное число телеканалов, радиостанций, Интернет как бездонный океан.
Это, естественно, сказывается на психологии. Если мы были более подробные, вдумчивые, то у современных детей даже нет памяти, чтобы закладывать туда глубокую, серьезную, большую информацию. Потому что тогда не хватит места для всякой другой. Но, вероятно, ничего страшного в этом нет. Наверное, следующее поколение научится уже отделять зерна от плевел и брать только необходимое.

— Новый год не за горами. Как будете отмечать?

— Новый год в России - праздник для мужчин тяжелый. Мне проще отмечать его где-нибудь в горах. Ты 31-го отметил, но немножко, потому что знаешь: 1-го с утра захочется кататься на лыжах.

— Раз уезжаете, елку не наряжаете?

— Наряжаем обязательно! Мы сейчас живем на даче. Прямо у крыльца растет елочка живая, мы ее наряжаем, под нее кладем подарки, на ней игрушки, огоньки, олененок рядом стоит весь в огоньках. В самом доме тоже ставим елку, но уже искусственную. Причем наряжаем ее где-то в начале декабря, а разбираем после 8-го марта. В Москве и Подмосковье зима сумеречная. И когда ты утром встаешь на работу, спускаешься на первый этаж, а там елочка стоит - яркая, праздничная, огоньками мигает, - жить гораздо веселее.