Лев Новоженов: Когда на душе скребли кошки, я продувался в рулетку в пух и прах

Создатель передачи «Времечко» Лев Новоженов задумал новую программу – для тех, кто… ненавидит телевидение. Встретившись с Аллой ЗАНИМОНЕЦ, Лев Юрьевич рассказал ей о том, за какие ошибки ему пришлось расплачиваться, и о том, как он избавился от страсти к игре.

В Склифе меня пожалели
- Гляжу на свое отражение в зеркале в приемном покое больницы — и ужасаюсь: по лицу размазана кровь, огромные кровоподтеки, синяки, а бровь отлетела и висит над глазницей, будто на ниточке. Зрелище, я вам скажу, не для слабонервных!

Полчаса назад я по пути домой притормозил у палатки на Садовом кольце, прямо напротив института имени Склифосовского — решил купить жене цветы. Выбрал букет, рассчитался, пошел к машине - и вдруг на меня налетает огромный детина, бьет в лицо. Резкая боль, что-то теплое, липкое заливает глаза, провожу рукой – кровь. На улице ночь, но в свете фонарей я словно сквозь туман вижу перекошенный рот и безумные глаза напавшего на меня парня. Отступаю к машине, но он подлетает ко мне и, размахнувшись, снова бьет со всей дури. Я падаю, роняя букет под ноги… На мое счастье, в этот момент подоспели какие-то люди, парня скрутили. Его – в милицию, меня – через дорогу, в Склиф. Врачи меня узнали, сразу повезли в операционную. Медсестра прошептала: «Доктор, кетгут давать?» - «Давать-давать…». Был конец 1990-х, в то время рассасывающие хирургические нити считались страшным дефицитом. Можно было зашить и обычными, но потом пришлось бы швы снимать. Доктор меня пожалел. В ночных

новостях прошел сюжет о нападении, мой обидчик оказался лейтенантом спецназа «Русь». После операции меня уже ждали ребята из «Времечка», они и сопроводили до квартиры. Жена Марина - человек сдержанный, охать-ахать не стала, только в глазах я заметил тревогу. Спросила коротко: «Выпьешь?». Я кивнул: в таком состоянии меня иначе и не успокоить. Набрался я крепко, на следующий день, когда в прихожей раздался звонок в дверь, еле-еле разлепил глаза. Марина отправилась открывать, слышу, говорит: «Проходите так, не разувайтесь». На пороге вырастают два орла в генеральских погонах – как выяснилось, заместители министра внутренних дел Сергея Степашина: «Лев Юрьевич, мы приносим извинения за недостойное поведение нашего сотрудника». И переминаются с ноги на ногу. Я сижу на кровати, еще пьяный, в повязках. «Да ладно, чего уж там…», - отвечаю. Тут и телефонный звонок от самого Степашина: «Приношу вам извинения».

А с тем лейтенантиком мы встретились уже у военного прокурора. Парню за хулиганство светила тюрьма. Накануне процесса из Казани приехал его отец, пришел к нам домой: «Пощадите его, не ломайте судьбу, у него семья, ребенок». Я думаю: действительно, ну как жить дальше, зная, что человека посадил, детей без отца оставил. В общем, забрал заявление. Но, когда встретились у прокурора, все же спросил лейтенанта: «За что бил?». – «Затмение, - говорит. – Ну не нравились вы мне на экране, а еще бесили сюжеты про милицию». Накануне его, участника боевых действий в каких-то горячих точках, наградили медалью. Он так наотмечался, что не справился с агрессией, увидев вживую того, кто его давно раздражал.

«Времечко», а потом «Сегоднячко» были очень злободневными программи. В лихие 1990-е журналисты встрепенулись, вспомнили, что мы как никак четвертая власть и способны выводить жуликов на чистую воду. Однажды в аэропорту Цюриха ко мне подошел человек и сказал: «А я вас в 1996 году чуть не убил. Ведь именно из-за вас я был во всесоюзном розыске, прятался». Я спросил: «Ну а что ж не убили?». – «Да вовремя понял, что вы - седьмая спица в колесе, одно из звеньев. Что проку-то с вами лично квитаться?»

Жена хлебнула со мной по полной программе
- С 1993 года по 2001 год я оказался, можно сказать, потерян для семьи, променял ее на телевидение. Периодически, отработав прямой эфир «Времечка», мы закатывались домой к кому-нибудь из сотрудников и напивались до чертиков.

Или, когда на душе кошки скребли, я садился играть в рулетку - и… частенько продувался в пух и прах. В подавленном состоянии не выиграть. Между везением в жизни и в игре - прямая зависимость. Но, хотя проигрыш похож на смерть, игра - самое интересное, что есть на свете, по большому счету сублимированная жизнь: за карточным столом за час-два испытываешь то, что другой человек переживет лет за пять, да и то, прикладывая огромные усилия. Подъем на Эверест, бурные романы, взлеты и провалы карьеры – ничто с игрой не сравнится! Казино – магазин эмоций, упакованных в красивую, блестящую упаковку. Другой вопрос - как оттуда, из этого кажущегося необыкновенным мира, выкарабкаться. Это уже вопрос вашей воли, судьбы.

Слава Богу, у меня есть ангел-хранитель - Марина. Ради нее я остановился и бросил играть. Хотя она успела хлебнуть со мной по полной программе. Я звонил ей: «Извини, я с ребятами побуду и за руль, сама понимаешь, сегодня не сяду. Вернусь завтра вечером или… послезавтра». А приезжал в таком состоянии, что жене можно было только посочувствовать. При режиме, в котором мы работали во «Времечке», при темах, которые мы муссировали – убийства, скандалы – адреналин бушевал до тех пор, пока не примешь на грудь. Возбуждение зашкаливало: просто приехать домой, почистить зубы, выпить чаю и лечь спать было невозможно! Спасали алкоголь да карты. Начни жена тогда выносить мне мозг, упрекать, пилить, я б не выдержал - ушел. Но она понимала, что я тогда жил, дышал телевидением, что работа была нервная, постоянные стрессы. Марина давала мне возможность отоспаться, а утром будила со словами: «Вставай, Лева, завтрак на столе». И смотрела спокойно, по-доброму. Я достался ей без пяти минут язвенником. Так что готовить по утрам кашки, кипятить травки, напоминать выпить лекарство – все это ей и теперь приходится делать. Вроде мелочи, но из них и соткана жизнь.

В семейной жизни, как мне кажется, кривое зеркало, в котором вы выглядите красавцем и героем, может только повредить. Близкий человек должен честно говорить, кто вы есть на самом деле, только тогда появляется шанс стать лучше. «Где ты откопал эти жуткие брюки?!» или «Ну и глупость ты сказал!», - такое я могу услышать лишь от Марины. Но знаю: она, как никто другой, заинтересована в том, чтобы я хорошо выглядел и был успешным.

Мы с Мариной рассмотрели друг друга в гостях у общей приятельницы - еще во времена работы в «МК». Марина тогда трудилась в отделе промышленности «Московской правды», а я – двумя этажами ниже в Московском комсомольце». Компании у нас были развеселые, мы постоянно наведывались друг к другу в гости, отмечали дни рождения – свои и детей… Марина была незамужней, а я женат, причем уже в третий раз. Супруга моя в то время лежала в больнице. И я, легкомысленный повеса, напросился проводить понравившуюся женщину. Вообще-то, мой брак был комфортен - мужчинам нравится, когда каждое их слово с жадностью ловится. Но, видимо, в какой-то момент мне захотелось иметь сильного оппонента – и в лице Марины я его нашел. В отношениях с женщинами я правдив – может быть, потому что ленив. Что-то выдумывать мне элементарно лень, поэтому, наверное, я и женился каждый раз, как только события к этому располагали. Мой первый брак продержался всего полгода, мы оба ошиблись, как говорится, в чувствах. Второй длился два года, родился сын. Третий брак – лет шесть. Но когда Марина родила мне дочь, я ушел от жены. Мой четвертый брак оказался самым удачным. За 30 лет почти не было ситуаций, когда бы мы дулись друг на друга или объявляли бойкот. Что бы ни случилось, за завтраком мы встречаемся почти как ни в чем ни бывало. Я говорю «почти», потому что сразу все претензии и обиды не снимешь. Просто не надо прерывать дипломатических отношений, необходимо общаться дальше.

Я долго не мог хлопнуть дверью
- Я был и руководителем «Времечка», и вице-президентом компании «АТВ». Был и режиссером, и продюсером, и ведущим, и… стрелочником! В разное время доходило до того, что у меня в подчинении оказывалось чуть ли не 120 человек. Чем только не занимался: и деньги на эфиры доставал, и столы в студии переставлял, и сотрудников утешал, и детей их возил в садики…

А поскольку мы постоянно работали в авральных условиях, материалов и корреспондентов не хватало, я, как руководитель, рисковал и ставил в эфир практически все, что приносили ведущие и корреспонденты «Времечка» - Игорь Воеводин, Эдуард Петров, Константин Цивилев, Леша Эйбоженко, Оля Грозная, Ольга Журавлева, Боря Соболев и многие другие. Пусть простят меня те, кого я не упомянул. Каждый из них сам выбирал тему и снимал сюжеты. Однажды у меня случился конфликт с одним из моих младших коллег: он снял скрытой камерой, как женщина договаривается о продаже собственного ребенка. Программа имела оглушительный успех. На ту дамочку немедленно завели уголовное дело и посадили. Автор сюжета считал, что именно так журналисты и должны действовать, а я спорил: «Мы не прокуроры, не можем жизнь людям ломать. Да, рейтинг программы вырос, но женщина пострадала». Что и говорить, и сегодня наш брат в погоне за сиюминутным эффектом то и дело переступает все и всяческие этические нормы.

«Времечко» - программа малобюджетная, где буквально всего в обрез, а у нас хронометраж - два часа ежедневного прямого эфира, так что ошибки были неизбежны. Никогда не знаешь, на чем подорвешься. Но я буквально за все отвечал перед непосредственным руководством. В те годы цензуры вообще не было, показывай что пожелаешь. Но если ты ошибся, следовало жестокое наказание – отстранение от эфира. Прихожу как-то на работу, до передачи - два часа. Навстречу Анатолий Малкин, президент независимой телевизионной компании «АТВ», с которым мы вместе делали «Времечко». Он мне: «На две недели вон из эфира!». И отправился дальше. Я ошалел, даже не нашелся, что сказать. Стою, смотрю ему вслед. В тот день и еще тринадцать последующих эфиров кто-то другой вел «Времечко» вместо меня… Если мне не изменяет память, я был наказан за скандальный сюжет о Чечне. Исповедь парня, которого опоили клофелином на Курском вокзале и продали в рабство. Пару лет он бесплатно отпахал на строительстве дома одного генерала, Героя Советского Союза, между прочим… Разразился дикий скандал. Генерал звонил мне, Малкину и всем, кому мог – требовал опровержения. Позже сюжет пришлось повторить в программе «Пресс-клуб», но уже с мягкими комментариями уважаемых людей. Оставшись без эфира, я продолжал приходить на работу, занимался сотней дел, старался не зациклиться на обиде. Наверное, по силе переживаний лишение эфира похоже на неожиданный уход любимой женщины. Ощущение полнейшего краха!

Малкин буквально за все давал втык. Ладно, если доставалось за серьезные проколы, а то ведь за ерунду какую-нибудь! Эфир заканчивался в полночь - и тут же раздавался телефонный звонок. И еще час Малкин устраивал выволочки, орал, к примеру: «Почему у Наташи Тюриной декольте такое, что живот виден?» Я орал в ответ: «Это ее личное дело, и живота не было видно!» Он вникал во все: кто как выглядит, какая на пульте картинка, как расставлены стулья в студии. Конечно, Малкин - профессионал высокого класса, имеет по любому поводу собственное мнение. Мне не нравилось его вмешательство, но я глотал обиды - из-за семьи не мог себе позволить хлопнуть дверью… Когда только-только появилось «Времечко» - альтернатива злободневным информационным программам - скептики давали нам жизни от силы месяц, считали, что долго не протянем. Но «Времечко» просуществовало 15 лет! Я и сейчас горд тем, что написал когда-то его концепцию. По сути, программа родилась в недрах «Московского комсомольца», а точнее - отдела информации, в котором я работал, а впоследствии курировал, будучи заместителем главного редактора. Руководитель «МК» Павел Гусев, узнав, что я увольняюсь и иду на ТВ, съязвил: «Пожилой еврей в кадре…» Но отпустил с миром.

Эфиры похожи на секс
- Со мной в самом деле произошла абсолютно нетипичная история: я оказался в кадре в 46 лет. Нехарактерный получился типаж, исключение из правил. Но хотя попасть на телевидение всегда считалось престижным, меня сложно было упрекнуть в тщеславии: я никогда не нравился себе на экране, в звезды не рвался, мною двигал исключительно профессиональный интерес. Чтобы программа прошла на ура, мне как ведущему приходилось себя ломать: учиться располагать собеседника, фактически влюбляться в него… Эфиры , знаете, похожи на секс. Два партнера, скорее всего, разные по темпераменту, должны произвести некий акт любви, иначе интересного интервью не получится. Ведущий встречает собеседника перед эфиром, старается разговорить, потом тепло прощается. Очень утомительно! Это, знаете, как с женщиной: после свидания любому мужчине хочется, чтобы возлюбленная оставила его в покое и лучше всего - немедленно исчезла на какое-то время. А она не исчезает… Бывало, партнер попадается, что называется, «фригидный» - отвечает на вопросы односложно. А тебе следует продемонстрировать зрителю, что встреча ваша так темпераментна, что дальше некуда. И, желая спасти эфир, ты сознательно идешь на то, чтобы чуть-чуть обидеть неразговорчивого собеседника, щелкнуть его, фигурально выражаясь, по носу. Так, чтобы, человек почувствовал укол, легкое пришпоривание, а не удар плеткой. А то ведь может взвиться и плеснуть водой тебе в лицо. Я говорил, например: «Прочитал о вас статью критика N, который высказался следующим образом». Иными словами, ответственность за чересчур жесткие определения переносишь на другого человека. И ты как бы ни при чем, и беседа оживляется…

Приглашение на НТВ в 1997 году я воспринял как комплимент, признание профессионализма. С тех пор, Малкин и его жена, главный редактор «АТВ» Кира Прошутинская, со мной не здороваются. Записали в смертельные враги. Они всегда словно мантру повторяли: «Мы одна большая семья». Переходы сотрудников – Диброва, Угольникова, Кононова, да кого ни возьми – расценивали как предательство. После моего увольнения, я слышал, даже пригласили священника, окропить офис – вроде как сам мой дух изгнать, ни больше ни меньше...

Я же, в свою очередь, будто с войны вернулся: обнаружил, что жена состарилась, дети выросли... Впрочем, передохнув, я снова ринулся в бой. Прямой эфир будто наркотик: не принял вовремя - начинается ломка. За «Времечком» появились «Сегоднячко», «Старый телевизор», «Тушите свет», «Спросите Лифшица», «Иванов, Петров, Сидоров» и еще шнемало моих проектов.

Дедушка из меня неважный
- На НТВ Мир уже 11 лет идет моя программа «Наши со Львом Новоженовым». Есть много новых идей. К примеру, недавно придумал программу о том, как все мы на самом деле ненавидим телевидение. Представляете, какой накал страстей, эмоций образуется в студии, ведь сегодня не любовь, а, скорее, агрессия движет миром!

Когда мы с Димой Дибровым работали на портале Top4Top, я, пользуясь служебным положением, опубликовал авангардное стихотворение внучки Иды. Вот оно, называется «Телевизор»:
«Телевизор,
телевизор,
телевизор,
телевизор».

На мой взгляд, тема раскрыта полностью.
Иде сейчас почти шесть. На наше с Мариной счастье, дочь Шура подкидывает нам внучку на выходные и на все лето. И я открываю в себе новые педагогические грани. Отцом-то я толком не работал! Мой старший сын Игорь родился, когда мне было 27 лет. Самый активный возраст. Дети меня тогда вообще мало интересовали. Так что его детство я бездарно пропустил. А в 18 Игорь уехал в Израиль, потом перебрался в Америку, сейчас занимается компьютерами. Женат, воспитывает двоих чужих детей, своими не обзавелся. А Шуру, пока я пропадал на телевидении, взяла на себя Марина. Дочь выросла со здоровой нервной системой. У нее не голова, а дом советов. Шура - арт-критик и художник. Могла бы, наверное, найти себе дело в Европе, где к искусству бережнее относятся, но не захотела жить за границей.

Честно говоря, дедушка из меня тоже пока неважный. Одни только разговоры веду, остальное берет на себя жена. Успевает, кстати, воспитывать и меня, не позволяет забросить литературные занятия. Признаюсь: пишу довольно мучительно. Не могу не вспомнить латинский девиз, которым встречали друг друга «Серапионовы братья», участники знаменитой литературной группы 1920-30х годов: «Здравствуй, брат, писать очень трудно!» К тому же, популярности я не ищу - «Времечко» дало мне ее с лихвой. В друзья ко мне многие набивались. Мне очень нравится сказка Андерсена «Огниво». Там есть изящный литературный штрих. Андерсен не написал в лоб, что от солдата друзья отвернулись. В сказке так: у солдата кончились деньги, он переехал в мансарду и друзья перестали к нему ходить - высоко подниматься. Так же проявляется дружба и у нас грешных, не исключая телевидение. Пока идут эфиры, ты популярен, вокруг тебя народу – не протолкнуться. Но стоит только выпасть из обоймы – и все куда-то растворяются, звонки раздаются реже… Зато шапочных приятелей предостаточно. Кстати, многие до сих пор предполагают, что я, как и раньше, всемогущ. Звонит недавно приятель: «Сосед убрал несущие стены, круглые сутки в квартире грохот, вот-вот потолок нам пробьет. Сделай что-нибудь!» А я про себя усмехаюсь – вот они, рецидивы популярности! Мне неловко - прежнего влияния-то нет, и я честно отвечаю: «Давай приеду к тебе, мордой поторгую, призову соседа к ответу. Глядишь, уймем мужика…»

Студенты меня стимулируют
- Мне часто снится сон. Какой-то человек, может быть, редактор говорит девушке - видимо, корреспонденту: «Посмотри, чего понаписала! Ты пишешь даже хуже Новоженова!!!» И тут я просыпаюсь в холодном поту…

Уже несколько лет я преподаю журналистику в Московском Институте Телевидения и Радиовещания «Останкино». Для меня это счастливая возможность оценить собственный опыт. Очень важно видеть, как студенты меня слушают, как реагируют. Слава Богу, я от жизни не отстал и еще интересен молодежи. Студенты меня здорово стимулируют. Я подтягиваюсь, обновляю язык, меняю темп речи, интонации... Когда проезжаю по Яузе к старинному особняку, в котором базируется институт, и вижу спорящих, смеющихся девушек и молодых людей, у меня на сердце теплеет. Я вспоминаю, как маленьким мальчиком заглядывал в окна строительного техникума напротив нашего дома. Сидящие в аудитории казались мне счастливцами: они же студенты! Когда рассказываю ребятам об основах профессии, опираясь на собственный опыт - словно заново постигаю пережитое. И тогда кажется, что мне не 64 года, а снова 18. И неизведанные пути, новые знакомства, дружба, любовь еще впереди.